«Мамочка, забери меня отсюда. Мне так страшно, как никогда раньше». Как выглядит жизнь в ожидании приговора
Дэвид Мастицкий из Пинска – один из самых молодых фигурантов так называемого пинского дела. Юноше в конце марта исполнилось 20 лет. На суде парень признал, что дважды ударил по милицейским щитам. За это прокурор запросил для него шесть лет тюрьмы.
У Дэвида на свободе – годовалый сын и две маленькие сестрички, которые постоянно спрашивают у мамы, когда приедет братик. Восемь месяцев жизни на нервах с момента задержания Дэвида сильно подорвали здоровье его матери – теперь она ждет операцию. «Белсат» поговорил с Евгенией Матюш, матерью Дэвида, накануне оглашения приговора – о сыне, впечатлении от суда, страхе от бессилия перед системой.
«Все только начиналось, и мы еще верили милиции»
Пинчанина Дэвида Мастицкого задержали 2 сентября 2020 года, обвинили по ч. 2 ст. 293 Уголовного кодекса Беларуси – участие в массовых беспорядках, сопровождающихся насилием против личности, погромами, поджогами, уничтожением имущества или вооруженным сопротивлением представителям власти. Белорусские правозащитники признали юношу, как и других участников «пинского дела», политзаключенным.
Матери Дэвида – Евгении Матюш – 38 лет. Женщина воспитывает еще двух младших дочерей – 5 и 2 лет. Они для Евгении сейчас – единственная радость, отдохновение души: не позволяют полностью погрузиться в страхи и переживания за сына. Но, говорит женщина, когда дочери засыпают вечером, ее «накрывает» – приходят воспоминания, мысли, трудно засыпать.
Евгения вспоминает, что Следственный комитет начал искать Дэвида еще в конце августа. Приезжали к пинчанке домой, убеждали, что «ничего страшного» – мол, Дэвид им нужен только как свидетель в деле участия каких-то его друзей в беспорядках в центре города вечером после президентских выборов.
Мастицкий из-за работы часто бывал в командировках, поэтому следователи не сразу застали его дома. Когда вскоре после очередного визита работников Следственного комитета, Дэвид вернулся в Пинск, Евгения сама попросила его позвонить и сходить дать показания, чтобы наконец отстали. В последний приезд следователи пугали женщину – как-то узнали, что Дэвид собирается ехать работать в Польшу, угрожали, что «ему перекроют все границы, подадут в розыск», и он будет отвечать за то, что скрывался.
– Потом я себя так обвиняла за это – получается, сама же отдала им своего ребенка, своими руками, – говорит мать политзаключенного. – Но ведь тогда все только начиналось, мы еще верили милиции: когда говорят, что свидетель – значит, действительно свидетель. Мы еще не знали, как быстро из свидетелей становятся обвиняемыми.
На милицейском автомобиле забрали из детского сада вместе с детьми
Дэвид связывался со следователями, они сами за ним приехали и увезли на допрос. В течение нескольких часов не было никаких новостей. А потом матери позвонил адвокат и сказал, что Дэвида задержали на 72 часа. В тот же день женщину вместе с маленькими детьми забрали из садика на милицейском автомобиле и увезли домой на обыск. Тогда же с незнакомого номера позвонил и сам Дэвид.
– Он еле разговаривал, – вспоминает мать. – Я спросила: что случилось? Тебя там бьют?
Утверждал, что нет. А на заднем плане я услышала: «Никто его здесь и пальцем не тронул».
Спрашиваю – а что с голосом? Сказал, что просто сильно хочет спать. Но я не поверила в это. Уверена, что били. Он сказал, где дома лежат вещи, в которых он был 9 августа, и попросил передать что-нибудь поесть.
Через 72 часа Дэвида Мастицкого не отпустили, а перевезли в СИЗО в Барановичи. Юношу обвинили в участии в массовых беспорядках. Так он и еще 13 пинчан в возрасте от 19 до 44 лет оказались на скамье обвиняемых в суде за участие в массовых беспорядках. Теперь каждому из них грозит от 5,5 до 6,5 лет лишения свободы. 30 апреля судья суда Московского района Бреста Евгений Бреган огласит приговор.
На суде Дэвид частично признал вину – сказал, что был в центре Пинска 9 августа, дважды ударил поднятой с земли палкой по милицейским щитам. В то же время молодой человек не согласен с квалификацией его действий по ч. 2 ст. 293 – «Участие в массовых беспорядках, выразившемся в поджогах, погромах». Один из обвиняемых на суде прямо спрашивал: если это были погромы, где хоть одна разбита во время тех событий витрина или что-то в этом роде?
– Это не суд, а настоящее судилище, – делится своими впечатлениями мать политзаключенного. – Опросили 109 милиционеров якобы пострадавших. Каждому из них задавали вопрос: вы хоть какого-то из этих четырнадцати узнали? Отвечают –нет. И при этом просят космических сумм. За что, если они никого не узнали?
Четверо пострадавших запросили на суде по пятнадцать тысяч в качестве компенсации, двое – по двенадцать с половиной и десять тысяч, пару человек – по тысяче, остальные оценили свои убытки в три тысячи белорусских рублей. Всего запрашиваемая сумма моральной и физической компенсации составила 530 тысяч рублей.
«Ежедневно мысленно живу вместе с сыном за решеткой»
Евгения рассказывает, что, когда сын был в СИЗО в Барановичах, ей очень тяжело давалась переписка с ним.
– После каждого письма я плакала по два дня и не могла успокоиться, – говорит женщина. – Первое свое письмо Дэвид начал так: «Мамочка, забери меня отсюда, мне так плохо, так страшно, как никогда раньше». После этих слов у меня задрожали руки, я боялась дальше читать.
Мать – на свободе, но каждый день мысленно живет жизнью сына за решеткой.
– До сих пор каждое утро в 6 я встаю собираться на работу и сразу думаю, что и у Дэвида подъем в это время. Весь день я жду десяти часов вечера, так как знаю, что тогда он может наконец прилечь и отдохнуть. Ведь днем же им нельзя ложиться на кровать. А ведь это невыносимо – весь день на ногах. Я постоянно думаю, как он все это периживает, – делится женщина.
С течением времени Дэвид повзрослел и стал сильнее, говорит Евгения. Сейчас, несмотря на трудности, старается держаться. Стремился поддержать мать на судебных заседаниях.
– Он улыбался мне, подмигивал и показывал, чтобы я не вздумала плакать, – рассказывает пинчанка. – А когда дали последнее слово, то прежде всего обратился ко мне, а не к суду. Сказал: «Мам, держись, не переживай за меня. Все будет хорошо. Я тебя очень люблю». Я плакала. Мой сын сильный и я уверена, он достойно пройдет это испытание. Он – моя гордость и защита.
«Между нами стекло, сын с трубкой, по его щекам катятся слезы»
Еще до суда совершенно случайно мать получила встречу с сыном.
– Я не надеялась, потому что никому не давали, даже адвокату отказали в ходатайстве о встрече сына со мной, – вспоминает Евгения. – В какой-то момент я сама решила позвонить следователю. Спросила: «Могу ли я увидеть сына?». «Неожиданно он ответил: «Почему бы и нет?»
Встреча, по словам матери Дэвида, далась ей очень тяжело.
– Я потом дня три не могла прийти в себя, постоянно плакала, у меня перед глазами стояла картинка: между нами стекло, сын с трубкой, и у него катятся слезы по щекам, – Евгения начинает плакать, вспоминая о встрече. – И его нельзя ни обнять, ни поцеловать, ничего… Я старалась тогда немного его повеселить. Мы разговаривали около двух часов, даже шутили. Потом в письме он мне написал, что ему было очень легко после нашей встречи, спрашивал, не плакала ли хоть я… Если бы он знал, как мне было плохо… Я словно тогда забрала на себя все его негативные чувства и страхи.
Дэвид много расспрашивал маму о своем маленьком сыне Андрее, которому было только 8 месяцев, когда папу арестовали. В январе мальчику исполнился год. О сыне, а также о младших сестричках Дэвид спрашивает в каждом своем письме, говорит Евгения. Мать подчеркивает, что Дэвид очень любит детей, быстро находит с ними общий язык. Женщина описывает сына как доброго, щедрого, общительного, трудолюбивого, неконфликтного. В свободное время до заключения Дэвид любил заниматься спортом, пробовал разные виды – плавание, борьбу, легкую атлетику.
«Удар по щиту омоновца стоит шести лет жизни?»
Заинтересованности политикой у Дэвида Евгения никогда не видела – по крайней мере, на эту тему он не говорил. В первых показаниях и на суде молодой человек рассказывал, что в эпицентре событий тем августовским вечером оказался случайно и побыл там минут 15, не более.
– И эти 15 минут полностью перевернули его жизнь, – говорит мать политзаключенного. – Они с друзьями были в кафе, потом услышали крики, пошли посмотреть, что там, – ну, и сработал эффект «все бегут – и я бегу». К тому же на суде выяснилось, что сама милиция спровоцировала людей на какие-то действия. Доказано, что было пять выстрелов в воздух. Люди, наверное, испугались, что стрелять будут и по ним, и дали отпор. Зачем все это нужно было делать в отношении мирных граждан?
До задержания сына политикой не интересовалась и Евгения – быт, маленькие дети не оставляли времени, чтобы следить за новостями. Все изменилось после последних президентских выборов.
– Такого никто не ожидал. Сколько уже раз были выборы, но 2020 год… Я сейчас не вылажу из новостей, слежу с надеждой – может их все же выпустят? – спрашивает женщина. – За что уродовать детям жизни? Удар палкой по щиту омоновца стоит шести лет жизни?
«Моему ребенку плохо, а я ничего не могу сделать. И никто не может»
О Дэвиде ежедневно спрашивают младшие сестрички, скучают по нему, рассказывает Евгения – она им отвечает, что братик в командировке, как это уже не раз бывало.
– Но Маша, старшая, уже все понимает – наверное, услышала из какого-то моего разговора, и прямо говорит сейчас: «Братик в тюрьме», – делится женщина.
Восемь месяцев жизни в стрессе сильно подорвали здоровье Евгении:
– Еще осенью я сразу похудела на семь килограммов, так как не могла ни есть, ни спать. Вылезли определенные проблемы с организмом, я лечилась, а сейчас уже и операцию нужно делать.
Мать ждет оглашения приговора сыну с надеждой не на оправдание – в это она не верит, но хотя бы на меньший срок.
– Понимаю, что Дэвид взрослый, но для меня он все равно ребенок, и у меня ком в горле от собственного бессилия, что моему сыну плохо, а ничего не могу сделать. Совсем, – женщина снова не может сдержать слез. – Я как-то вышла от адвоката, села на лавочку, смотрю – вокруг столько людей, а никто из них ничего не может сделать. Мы ждем, нам обещают – еще немного, победа близко, санкции…. Но ничего не меняется, а наши дети страдают.
Анна Гончар/ИР, belsat.eu
