5 сентября 1918 года большевики приняли постановление «О красном терроре». Были законодательно легализованы массовые расстрелы всех, кого обвиняли в попытках заговора и «мятежа», а также предусматривалось создание концентрационных лагерей для «классовых врагов».
На пути к «массовому террору»
После октябрьского переворота 1917 года большевики, чтобы обеспечить поддержку широких кругов общества, активно использовали популярные лозунги. Но осуществить данных обещаний они не смогли, поэтому уже 7 (20) декабря 1917 года Владимир Ленин создал службу безопасности Советского государства – Всероссийскую Чрезвычайную комиссию для борьбы с контрреволюцией и саботажем (ВЧК). Ее возглавил уроженец имения Дзержиново Ошмянского уезда Феликс Дзержинский.
Несмотря на декларируемую отмену смертной казни, большевики расстреливали тех, кого считали своими политическими противниками, как то руководителей партии кадетов или представителей царской семьи. Ярким подтверждением того, как дела большевиков расходятся со словами, стал подписанный в марте 1918 года с Германской империей Брестский мир, после которого Советы на территории Беларуси лишь частично контролировали Могилевскую и Витебскую губернии. Большевики поддерживали популярный лозунг «мир без аннексий и контрибуций», пытались его проповедовать даже на международном уровне. Но реализовать это тогда было невозможно, что и проявилось во время переговоров о мире с Германией. Переговоры были сорваны, а немцы заняли почти всю территорию Беларуси.
Большевики призывали рабочих и крестьян к более активной борьбе против «классовых врагов» (помещиков, буржуазии, священников), но это было трудно осуществить на фоне утраты поддержки, тем более когда решения саботировались даже большевистскими органами на местах. Все изменилось в конце лета 1918 года.
Недовольство против большевиков вылилось в акты индивидуального террора в отношении лидеров Советского государства: в июне убит В. Володарский (настоящее имя Моисей Гольдштейн, в честь него названа улица в Минске, на которой располагается известная тюрьма), 30 августа – глава Петроградской чрезвычайной комиссии Моисей Урицкий, и в конце концов было совершено неудачное покушение на Владимира Ленина.
Уже вечером после попытки убийства Ленина председатель Всероссийского центрального исполнительного комитета Яков Свердлов, фактически на то время глава государства, призвал к «массовому террору против всех врагов Революции». Без суда и следствия уже были определены и виновные: «Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наемников англичан и французов».
31 августа стали поступать отчеты об успешных акциях устрашения. Например, в Нижнем Новгороде на учете ВЧК находились 1500 «офицеров и жандармов», из которых были арестованы 700. После покушения на Ленина 41 человек «из лагеря буржуазии» был расстрелян, кроме них – еще и 17 «воров». И эта «местная» инициатива получала поддержку. Поэтому для выхода из поля «не до законов» советское руководство решило легализовать массовые репрессии, в том числе убийства.
«Больше крови!»
2 сентября при отсутствии раненого Ленина советское руководство издало постановление «О превращении Советской Республики в военный лагерь», в котором вся «российская буржуазия» была обвинена в измене. Дополнительно Свердлов составил резолюцию, в которой высказался о необходимости предпринять «красный террор против буржуазии и ее агентов». Большевистская «Правда» писала: «Настало время, когда мы должны уничтожить буржуазию, если мы не хотим, чтобы буржуазия уничтожила нас… Гимном рабочего класса теперь будет песня ненависти и мести!». «Красная газета» призывала: «Пусть прольется кровь буржуазии и ее приспешников, – больше крови!»
В конце концов, 5 сентября после доклада Феликса Дзержинского советское руководство приняло постановление «О красном терроре». Теперь он официально определялся как часть государственной политики, а также законодательно возвращалась отмененная ранее смертная казнь.
Под высшую меру наказания подпадали «все бывшие жандармские офицеры» согласно специально составленному списку, утвержденному Чрезвычайной комиссией. На расстрел шли и те, у кого будет найдено оружие или недействительные документы, и те, кого обвиняли в связях с иноземными врагами и организациями, а также все активные участники объявленных враждебными большевикам партий.
В концентрационные лагеря люди попадали за призывы к политическим забастовкам и свержению советской власти, но только в том случае, «если они не подвергнуты расстрелу», туда помещали бывших офицеров без занятий, всех известных членов «бывших патриотических и черносотенных организаций».
Под документом от 5 сентября стоят подписи секретаря Лидии Фотиевой из Рязани, управляющего делами Совнаркома Владимира Бонч-Бруевича, семья которого происходила из Могилева, и двух уроженцев Украины – первого советского прокурора Дмитрия Курского и Григория Петровского. В честь последнего в 1926 году был назван город Днепропетровск (с 2016 Днепр), и многочисленные улицы в Украине, а также в Гомельской области Беларуси.
Еще до принятия постановления «О красном терроре», 3 сентября, Петровский ставил в вину своим подчиненным недостаточно массовый характер террора против политических врагов. Он призвал: «При малейших попытках сопротивления должен применяться массовый расстрел». О тех же, кто проявит нерешительность, должны немедленно доносить. Теперь за нерешительность (а значит саботаж) также угрожала казнь.
Уже в самом начале сентября в Петрограде были расстреляны по разным подсчетам от 500 до 800 представителей бывшей элиты (чиновники и преподаватели). На места пошла инструкция «Стрелять всех контрреволюционеров. Дать районам право самостоятельно расстреливать». Призывают создавать небольшие концентрационные лагеря. Например, в Пятигорске в начале ноября было убито более сотни представителей местной элиты, которые до того находились в концлагере. На них сэкономили пули – рубили шашками и кололи кинжалами. Это событие вошло в историю как «Пятигорская бойня».
22 сентября Чрезвычайная комиссия во главе с Дзержинским начала издавать «Еженедельник», в котором рассказывала о «методах борьбы с врагами» и публиковала документы о репрессированных. Подчеркивалось, что против рабочих готовятся многочисленные заговоры, потому что «если не диктатура пролетариата, то диктатура буржуазии; третьего не дано». Что же здесь говорится о Беларуси, точнее, о части ее нынешних Могилевской и Витебской областей?
«Биржа не хуже лондонской, нью-йоркской»
Дзержинский определял «красный террор», как «устрашение, аресты и уничтожение врагов революции по принципу их классовой принадлежности». Пограничный статус накладывал отпечаток на осуществление «красного террора» на территории Беларуси, контролируемой большевики. Как следствие – на начальном этапе очень много арестов не за «контрреволюционную» деятельность, а за «спекуляции» и контрабанду.
Один из таких примеров – зачистка Орши, где во время войны, превратившей городок Могилевской губернии в пограничный пункт вражеских войск, была образована импровизированная «биржа», которая «не хуже лондонской, нью-йоркской биржи диктует цены мировым рынкам». Через Оршу шли мыло и вязаные изделия в Минск, Вильно, Варшаву, откуда товары направлялись в другие города Европы, а на восток – в Смоленск, Москву и Петроград – продукты химической промышленности и сахарин. При этом активной контрабандой занимались, в первую очередь, чиновники и пограничники по обе стороны границы.
Недаром среди дел, возбужденных в сентябре 1918 года Оршанской Чрезвычайной комиссией, – 60 о преступлениях на должности, 100 – о спекуляции и лишь 20 – за контрреволюционную деятельность. Показательны также случаи Мстиславля, где были осуждены за кражу 29 тысяч рублей два чиновника – Гридало и Янковский, и Луполово (предместье Могилева). В Луполово, где с началом «красного террора» большевики конфисковали только одной кожи на несколько миллионов рублей, выделился заведующий местным отделом социального обеспечения Михаил Скоробогатов. Он выехал в Москву за получением 40 тысяч рублей, а по возвращении сказал, что деньги украли. Следствие установило, что Скоробогатый деньги просто прогулял. За это его расстреляли.
Гораздо больше расстреливали в Витебске, Черикове, Пропойске, Дорогобуже, где, например, за спекуляцию на начало сентября 1918 года было заведено 18 дел, зато за «контрреволюцию» – 36. В Себеже Витебской губернии приказали убить священника Шеркеровича «за агитацию против Советской власти и служение панихиды по Николаю Романову», а также 16 кулаков – «за насилие над красноармейцами» (выступили против изъятия продовольствия).
«Обосновать и узаконить»
6 ноября 1918 года, накануне первой годовщины «Октябрьской революции», состоялась первая амнистия, а «красный террор» официально был прекращен. Однако на самом деле все только начиналось, в том числе и для Беларуси, территорию которой большевики заняли во время войны с Польшей, а в города вместе с армией пришли чекисты. В результате с 1918 по 1922 год жертвами «красного террора» на территории России, Беларуси и Украины стали около 1,7 млн человек. Ленин же отмечал, что невозможно остановить однажды запущенный террор: «Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широкого. С коммунистическим приветом, Ленин».
Борис Булат / Герон belsat.eu
