«На осмотре у гинеколога рядом стоит конвоир и смотрит». Через что проходят политзаключенные беларуски
Без цветов, подарков, красивых платьев и праздничных столов. В темных тесных камерах или отряде на десятки человек, в черной одежде, с больными зубами, глазами, необходимостью бороться за элементарные предметы гигиены, с тоской по семье и тревогой и болью за детей. Так отмечают 8 марта женщины в Беларуси за решеткой. О том, как выглядит жизнь политзаключенных беларусок, как нарушаются их права, что мы можем для них сделать, «Белсат» поговорил с журналисткой, автором проекта «Политвязынка» Евгенией Долгой.
«Мать сажают в тюрьму, а ребенок боится, что она умерла и его просто обманывают»
– Женя, 8 марта повсюду так красиво говорится о женщинах, с экранов государственного телевидения их поздравляют чиновники, на предприятиях, бывает, какие-то премии выдают и так далее. Давай с тобой в этот день поговорим об обратной стороне этой показухи – о том, как живут политзаключенные женщины. Из своего опыта работы над проектом «Политвязынка» и сбора историй политзаключенных беларусок, как ты видишь, за какие права им приходится бороться в ХХІ веке?
– Я бы хотела раскрыть три аспекта – тему материнства, когда мать – за решеткой, бытовые условия в местах заключения, и женское здоровье. И начну с материнства, так как эта тема, на мой взгляд, незаслуженно забывается в СМИ, а она очень острая и актуальная. Если женщина – мать, и ее задерживают – всё, прежде всего на нее будут давить через детей. На первом же допросе ей будут говорить, что сейчас поедут заберут ребенка в приют, а если он уже совершеннолетний, то будут угрожать тоже посадить.
Так было, например, с бывшей политзаключенной Инной Широкой, матерью пятерых детей. Она стала активно высказывать свою позицию после того, как ее старшего, совершеннолетнего сына сильно избили 10 августа 2020 года. Когда ее задержали, ей угрожали, что этого сына найдут и посадят. Старшую дочь отправляли на сутки, младших угрожали забрать в приют.
Если женщина уже за решеткой, ей могут не передавать письма от детей, или наоборот – не передавать семье ее письма. Многие женщины сидят и не знают, что происходит с их детьми. Хорошо, если есть адвокат, который расскажет, а если его нет? Бывшая политзаключенная Ольга Ритус, мать двоих детей (старшему 18 и он учится в Польше, младшему – 12 лет), рассказывала, как младший через адвоката просил о свидании, чтобы мама уговорила дядю-следователя, чтобы сын мог ее увидеть и убедиться, что она жива. Он думал, что она умерла и его обманывают. И она говорила – мне посчастливилось, что до него доходили мои письма и он знает мой почерк. А сейчас же такое время, что многие дети не знают почерк мамы. У Ольги в камере была женщина, чей ребенок не знал почерка мамы. Тот мальчик был уверен, что его мама умерла, а письма пишет кто-то за нее, чтобы его обмануть.
«Давление через детей – исключительно женская тема»
– Это страшно… представляю, какая это травма для ребенка.
– Да. А для родителей травмой становится лишение родительских прав. Сейчас на «домашней химии» отбывает наказание Виктория Онахова-Журавлёва из Пружан. Правозащитники ее называют бывшей политзаключенной, так как дали «домашнюю химию», и я с этим не согласна, так как человека все равно лишили свободы и это политически мотивировано. Но это другая тема. Так вот, у Виктории трое своих детей и было девять из приюта. Ее осудили за оскорбление Лукашенко, дали три года «домашней химии» и девятерых детей отправили обратно в приют, а ее навсегда лишили опекунства. Она никогда больше не сможет стать их приемной матерью. Это же издевательство и над ней, и над этими детьми.
Или Елена Мовшук из Пинска – многодетная мать. У нее трое детей уже совершеннолетние и двое – малыши. Ей и ее мужу дали по шесть лет лишения свободы. Елену содержат в колонии в Речице. Ей туда пришло письмо от органов опеки, что ее лишили родительских прав. Детей забрали в приют, но хорошо, что там есть старшая дочь, которая забрала своих младших брата и сестру, и ей разрешили оформить опекунство.
Такое же письмо – о лишении родительских прав – пришло активистке «Европейской Беларуси» Елене Лазарчик, когда она еще была в СИЗО. Ее сына Артёма отправили в приют.
Это крайне жестоко – прислать женщине в тюрьму письмо о том, что она лишена родительских прав.
– Оказывают ли давление через детей на мужчин, или это исключительно женская тема?
– Я не слышала историй, чтобы через детей давили на мужчин при задержании. Их преимущественно бьют и угрожают физическим насилием, а что заберут детей, у нас говорят только женщинам. В итоге, с одной стороны государство говорит – рожайте, мы вам поможем, а одновременно дети становятся манипулятивной куклой в руках государства, и с ними делают, что захотят – заберут, или отдадут, или лишат родительских прав. Это просто высший уровень цинизма.
«У женщин из-за стресса исчезают месячные»
– Какие бытовые условия в местах заключения в Беларуси, где содержатся женщины? Есть ли у женщин доступ к элементарным средствам гигиены?
– Везде – и в ИВС, и в СИЗО, и в колониях – плохие условия. Женщина не может полноценно подмыться, помыться. В СИЗО это вообще невозможно – там спасает пластиковая бутылка, которая является и душем, и всем прочим. Там всегда холодная вода, но можно пользоваться кипятильником. В итоге, чтобы во время месячных помыться, нужно сначала в алюминиевой чашке без ручки нагреть воду, перелить ее в бутылку, смешать с холодной водой и так умываться. Это более-менее сносно летом, когда в камере жарко, но зимой в камерах очень холодно, и в результате все поголовно женщины болеют циститом, причем, серьезно болеют. Под угрозой оказываются почки. У некоторых женщин исчезают месячные из-за стресса.
В камеры почти не попадает свежий воздух, дневной свет. Воздух попадает в камеру через окно в дверях, но его трудно назвать свежим, так как он из коридора СИЗО. У женщин портится не только женское здоровье, но и общее – зубы, зрение.
– Какая медицинская помощь оказывается женщинам в местах заключения?
– Нереально попасть к гинекологу, а если это вдруг получается, то такой визит становится психологическим насилием для женщины. Политзаключенная Яна Борисович рассказывала, что ее сокамерница попала к гинекологу. Процесс выглядел так: в кабинет гинеколога тебя сопровождает конвоир-мужчина, и он постоянно стоит над тобой, смотрит и даже не отворачивается. В СИЗО есть функция, что можно найти гинеколога и пригласить его напрямую в изолятор, если родственники оплатят. Но какая женщина захочет, чтобы рядом с ней во время осмотра стоял конвоир? Это ужасающие условия и сильное давление на психику.
Есть у нас политзаключенная, которая прошла через колонию в Речице. Там приходилось работать на фабрике по 12-14 часов. В результате у нее остановилось сердце. Что меня шокировало – она так спокойно об этом рассказывала, и при этом сочувствовала мужчинам, мол, им тяжелее. Когда она была в реанимации, ее чудом спасли. Наши женщины очень обесценивают свои страдания, да и вообще в обществе женщин обесценивают, и это еще больше видно в тюрьме.
Потерять здоровье в СИЗО, колонии очень просто, особенно после ШИЗО. Анна Вишняк, бывшая политзаключенная, говорила, что в колониях часто умирают, так как медицинскую помощь там можно получить, если ты как Мария Колесникова – в критической ситуации. Но Колесникова – известная политзаключенная. А большинство – не такие известные, многие скрывают вообще, что сидят по политическим делам, поэтому общество очень мало знает обо всех страданиях женщин в беларусских местах заключения.
«На свидания в мужских колониях – очереди, в женских – комнаты пустые»
– Что делает беларусское государство для женщин, выходящих на свободу?
– Ничего. «Красный Крест» должен выдавать гуманитарную помощь – набор еды, средства гигиены. Но уже три женщины туда обратились, и им отказали. В тюрьмы «Красный крест» передает мыло, прокладки. Их выдают женщинам, да, но только 10 штук в месяц, и этого не хватает. А на свободе не делается вообще ничего.
И когда женщина выходит, от нее же не отстают. Далее делается все, чтобы ее сделать или совершенно ненужным элементом в обществе, или выдавить из страны. Дети таких женщин почти всегда находятся на учете как находящиеся в социально опасном положении. Это если их не забрали в приют. Приходят проверки, женщина должна отмечаться в милиции. Почти невозможно найти работу. Остается только уезжать.
Я часто сталкиваюсь с рассказами, что когда женщина выходит из тюрьмы, с ней перестают общаться бывшие друзья, подруги, так как боятся, что это опасно. От многих уходят мужья, партнеры. Девушки рассказывали, что комнаты для свиданий в женских колониях никогда не заполнены. Если в мужских очереди, то в женских всегда есть свободные комнаты. Жены чаще ездят к своим политзаключенным мужьям, а сами при этом оказываются покинутыми.
Ситуация очень плохая. Внутри Беларуси не осталось общественных организаций, которые бы нормально работали, тяжело с психологической помощью – мало качественной и вообще беларусы не всегда доверяют психологам внутри Беларуси. В результате женщины начинают пить.
Таким образом, в Беларуси в третьем десятилетии ХХІ века женщинам все еще нужно бороться за самые базовые потребности и права.
«Дети, хоть и на свободе, сидят вместе с матерью»
– Женя, сколько у нас сейчас политзаключенных женщин?
– На сегодняшний день по политическим делам были осуждены 560 женщин. Это и те, что успели уехать, и которые уже вышли на свободу.
291 женщина – на домашней «химии». 192 женщины в местах заключения. В гомельской колонии очень много политзаключенных женщин, и совсем не обо всех известно правозащитникам.
Я часто думаю, что будет, когда они все выйдут на свободу, вернутся к своим детям, насколько им будет трудно. Думаю об Ирине Счастной, осужденной на 5 лет. У нее сын Герман. Сейчас он с папой в Польше. Я вижу, как он изменился, подрос. А мать его не видела три года. Она выйдет, и они будут чужими людьми друг другу.
Дети сильно переживают отсутствие матери. Об этом у нас тоже мало говорят. А дети, хоть и на свободе, но можно сказать, сидят вместе с матерью. Вместе с ними переживают заключение. Меня поразило, например, как дочь Ольги Цыбульской в 9 лет подписалась на «Политвязынку» и писала нам, спрашивала, когда еще будет что-то о маме.
«Женщины готовы подписать что угодно, чтобы увидеть своих детей»
– Женя, что нам со всем этим делать? Как им помочь – и политзаключенным женщинам, и их детям?
– Когда я разговариваю с женщинами – бывшими политзаключенными, они говорят, что нужно делать все, чтобы освободить людей. Пусть это будут переговоры, помилование, выкуп. Если есть хоть какая возможность хоть один день там не провести, этим нужно пользоваться. Часто говорят – а вы спросили у самих политзаключенных, хотят они переговоров или нет? А женщины рассказывают, что были готовы подписать что угодно, чтобы увидеть своих детей.
Очень важна солидарность, она не дает впасть в уныние. Одной политзаключенной прислали 96 бандеролей в месяц. И это люди из Беларуси. И это очень круто.
Нужно всеми средствами поддерживать любое проявление солидарности. Если кто-то не решается на поддержку самой политзаключенной, можно поддержать также родителей, детей политзаключенных, купить им что-то, сводить куда-то.
«Женский опыт заключения отличается от мужского, поэтому о нем нужно говорить»
– Иногда можно услышать, что не надо делить мужчин и женщин политзаключенных. Ты же собираешь истории именно женщин за решеткой. Почему важно говорить именно о женском опыте?
– И тот, и тот опыт тяжелый. Но он абсолютно разный. И чтобы понимать весь ужас этой системы, нужно рассказывать обо всем. Что касается женщин, мне очень обидно, что тема материнства так мало поднимается, о женском здоровье тоже, или какими словами там на них говорят. Особенно когда женщину перевозят в СИЗО, и у нее начались месячные, как над ней издеваются, когда у нее что-то протекает. Это более зрелые женщины спокойнее реагируют, они уже не стесняются своей физиологии, а для молодых девушек это травма, они чувствуют себя, словно их изнасиловали. У мужчин такого опыта нет, поэтому нужно говорить в том числе о том, что переживают за решеткой женщины.
И есть еще одна сторона – женщины-персонал колоний. Они очень жесткие. Было невыносимо слышать, как женщина просит у женщины-медика прокладку, а та приносит ей ватку и говорит: на, заткни. Об этом надо говорить. Я раньше думала, что женщина женщину всегда поймет, а теперь вижу, что если человек – садист, ему все равно, над кем издеваться, и вот тут пол как раз не имеет значения, только формы издевательства над мужчинами и женщинами могут быть разными.
Анна Гончар /ММ belsat.eu
